Пушкин А.С., Карпекина Р.М., НЛО, дуэль, duel, Poushkine
НЛО и Пушкин. Кажется это два несовместимых явления, и всё же они встретились в пространстве и времени. В книгах своих я и рассказываю об этом, и о встречах с другими с людьми, которые длительное время уже «сотрудничают» с инопланетянами, помогая, по их же поручению, отдельным людям выжить в критических ситуациях. Моя поэма, это короткий пересказ книг, которые я, пока безуспешно, пытаюсь донести до людей.
Пушкин о себе

Начало 2 часть Моя проза Читалка Мои стихи Пра... дед Почта Фото альбом Строгино Гостевая книга
Г а н н и б а л Наталья Николаевна О бедном поэте замолвите слово... Авиация и Космос

КАРПЕКИНА Риолетта

ПУШКИН
и
ВНУЧКА. 1 часть...Продолжение ( начало ).

«Хорошую» мне показали картину,
Реля станет не жить, а воевать.
Для бед подставлять свою спину.
Ну, зачем ей такая мать?

- А это, Саша, не нам выбирать!
Тут распоряжается судьба.
Внучка твоя станет воевать,
Чистить жизнь ото лжи и льда.
Реля родится для светлых воен,
Ей придётся уравновешивать мать.
Жизнь её будет тяжкой, не скроем.
Но ведь надо кому-то начинать.

Много бед перенесёт твоя внучка,
Со светлой верой в душе.
И она победит мать – Жучку.
Про Геру не говорим вообще.
Гера бледная станет стонать,
Когда Реля вырастет, похорошеет.
Женихов от старшей лихо отбивать.
Гера от той «наглости» сомлеет.

- Сомлеет, то-есть заболеет?
Вы выражайтесь-ка смелее.

- С тобой нам, Саша, дней не счесть.
Нам Пекло стало вдруг не в тягость
И вот поём родне твоей мы лесть.
И слов подбор – нам это в радость.

- Я дочку Чёрта не признаю,
И мать её. Родная мне лишь Реля.
Её я стану пестать в колыбели
И напевать стихи своей Свирели.
Ну, ладно, братцы, я вам надоел
И жутко отвлекаю вас от дел.
Рассказы о Петре – святая быль.
Его судьба меня так поразила.
Он полюбил, и Настя полюбила,
А сплетня их любовь сразила.
Неужто и у Рели будет так,
Что всё прервёт чия-то злая воля?

- Ну, Пушкин, ты большой чудак.
Всё повторится в Релиной судьбе.
Жизнь – колесо – мы говорим тебе.
И сплетни, точно, её коснуться.
Желаем мы девице не прогнуться.
Ведуньей, говорим, она родится.
Возможно, лихо с ней не приключится,
Коль править может в судьбах многих.
- Ох, братцы, вам омою ноги - песней,
Коль Релю обойдет сторонкой лихо.
- Нам, Саша, будет расчудесней,
Коль выручит из Пекла Реля тихо.


Ждал долго Пушкин, пока родилась Реля,
Та появилась утречком, да в ясную погоду.
В году сороковом, но в октябре, а не в апреле,
При ясном солнце наш Поэт обрёл свободу.

Лишь вырвавшись, он устремился в Торопец,
В тот, что в губернии Тверской находился.
Хоть сам-то Пушкин в Москве родился,
Но гений его и здесь пригодился.

Оборонял он Релю от материнской «заботы»,
Сама новорождённая о том пока не знала.
Подкинуло Небо ему хлопотную работу,
Мать же её от неудач злобища распирала.

Задумает Юлька Релю в пол головкой отправить -
Развлекалась она так со старшей дочкой Герой.
Чтобы солнечную девчонку позже ославить -
Что, мол, родилась она дурой серой,

Как валенок сибирский – хорошо бы ещё молчала.
И дурью отбила охоту отца любоваться «Солнцем».
Подумать можно, Релька одна в их семье «сияла»,
Ранее звал Геру красой, гордился «дочкой эстонца».

Но Гера ему не родная – «кровинка» её затмила.
Реля отца радует, в сердце матери чёрная муть.
Хотел Поэт сменить её гнев на милость.
Но разве можно зло на добро повернуть?

Вот и пришлось на ухо глупому отцу шепнуть,
Дескать «кровиночку–Солнце» его убить желают.
И тем самым душу ему до гнева перевернуть:
- Всё, ухожу от тебя я, и Релю с собой забираю!

Есть женщины, готовые к её воспитанью.
И я не желаю, чтоб ты кровинку мою губила.
Уношу Релю, с мыслей отбить твоё желание
Детей убивать. Ты взбесилась, «милая»?

Шепнули мне – двух мальчишек убила.
Кто мужем войдёт в звериный твой дом?
Ты кровью душу свою обагрила.
Живите с Герой, и прощай на том.

Испугалась Юлия, оставшись одна.
Что делать без мужа бедняжке?
Жила в достатке, не давили дела.
И уже отвыкла работать тяжко.

И что теперь ожидает болтушку?
Броситься за мужем, его обвинить?
Взять его испугом на «пушку»?
Но не знала, что теперь говорить.

В чём обвинять? Олег так замучен.
И если уж мужу захочется мстить,
Свидетелей у него будет куча
Не пожелает жену простить.

Люди подтвердят, какая она мать.
О! Ей припомнят много грехов…
Как судьбу за хвост вновь поймать?
Да не наделать ошибок – огрехов!

И вдруг – о прекрасное мгновение!
Юлия чувствует в ноге онемение.
Она к телефону – звонит в милицию,
Мол, мужа верните немедленно мне.
Пусть смотрит в заплаканное лицо,
Забудет, как изменять жене.

В милиции знали голоса властные
Советовали в больницу, не иначе.
А мужа ночью искать, не согласны.
Утром, на машине, сам прискачет.

Приехала скорая, увезли быстро.
Муж, как желалось, примчался.
Каялся, жалел, просил прощения.
Узнал, что долгое будет лечение.

Детьми занялся – привёз ей Релю -
У дитя ещё грудное кормление.
Правда, не брала грудь «Свирель»
Но что значит её глупое мнение?

При таких делах, вернула бы мужа
За долгое лежание в больнице.
А больше никто ей не нужен
Кто ещё станет, как вол трудиться.

Человек думает, что он всемогущ.
Пришла война, загремела взрывами.
Грохнула - небо покрылось тучами.
Развела людей - милых и немилых.

Олег на фронт - СССР в опасности.
Война зовёт солдат не без причины.
И отговорки не внесли бы ясности,
И не привык он прятаться за спины.

Но Реля как останется тут с Юлей?
Рвалось сердце: - «Моя малышка!
Не докормил тебя я детской кашей.
Не гибни без меня – будь мышкой.

Не гневай мать. И пережди беду.
Я буду землю защищать родную.
Живым останусь, сразу вас найду.
Да что тебе я, милая, толкую?

Отец твой – точный дуралей,
Всё угождал жене, маме твоей.
А без оглядки надо бы бежать,
Чтобы найти тебе другую мать.

Жене сказал – собраться с силами,
Следить не лишь за Герой, её милой
Но и оказывать заботу дочке Реле.
Он станет воевать за всех – вернётся,
Узнав, какая она мать на деле.

Пушкину хотелось утешить отца,
Что остаётся он, войны заложником.
Олег ругал фашизм, Гитлера подлеца,
Не давал ему такой возможности.

Юля очутилась в санитарном поезде.
Столько горя вокруг, она стала тише.
Стонов и криков на каждом шагу, везде.
Люди ехали в поедах, даже на крышах.

Но их состав полз, а бомбы летели мимо.
Знать бы Юле, кто от них отводил беду,
Любила бы Релю, звала бы дочку милой.
Но та ослабела, находилась в бреду.

Снова Пушкин возле внучки дорогой.
Космос просил поезд хранить, атакованный.
Никто в кутерьме понять не мог, что такое?
Состав уходил от бомб, как заколдованный?

За Уралом, местные ходили по вагонам.
Людей выбирали, кто может трудиться.
Коль не сельский человек – придётся учиться,
Корову доить или с лошадьми возиться.

Юля сказала, что была зоотехником –
Председатель ахнула: - «Ты клад для нас!
Находка моя. Окончила техникум?
Не ходишь? Война тебя шарахнула?

Но не одну тебя. Поселишься у лекарей.
Забудешь про бомбы, что вас крыли.
Бабки лучше врачей и даже аптекарей.
Сначала отъедайся с дороги, милая.

Я Домну с Феней упрошу тебя лечить.
Ужо они возьмутся за больные ноги,
Летать ты станешь, а не то ходить.
И деткам бабки, думаю, помогут –
Знахарки такие – много могут.

Вздохнул Поэт – можно передохнуть.
Любовался на Домну – она его дочь.
Спасёт людей, преодолевших путь.
И Фенюшка ей вызвалась помочь.

Подслушал вскоре женщин мнение.
Удивила речь: - Надо Релю поберечь,
Феня. Её ждала я. Ей отдам умение
Лечить людей и жизни их стеречь.

- «Лечить людей – хорошая забота!
Но «жизнь стеречь» - это диво!
И ведь не спросишь дочь игриво,
Что у внученьки будет за работа?»

Впрочем, вспомнил он Ад и Чертей,
Те тоже ждали доброты от Рели.
Выходит Бесы, точно из людей,
Судьбу свою доверили Свирели.
- «Твоя Реля, Саша, будет сады сажать
И деревьями души из Ада выручать».
- Боже, Реля не успела встать на ноги
А надежды на неё уже у многих…

Задержался усталый Поэт на пару дней.
Смотрел на Домну – красотой блистала?
Но почему красавица осталась без детей?
Ужели дочь любви мужской не принимала?

Иль любовь всю людям отдала?
Не знав иной любви, считая, что так лучше?
Поэту дочь понравилась - она
Сняла с него заботу об их общей внучке.

Он отдохнёт и в «Ад» вернётся, где война.
Где кровь виновных и невинных льётся.
Теперь война не развлечение Поэту, а беда.
Жиреет кто-то, а народам достаётся.

Он на войну слетает, раненым поможет.
От смерти многих, был уверен, отвернёт.
Но он в Сибирь всегда вернуться сможет,
Как Домна Релю в церковь понесёт.

Хотелось таинство крещения увидеть.
На встречу Рели с Церковью посмотреть.
Он невидим – не может тем обидеть.
Хотя, конечно, мыслит как медведь.

Медведю, может, он и не под стать,
Зато научит Релюшку летать.
И полетит любовь его, при случае,
Людей спасать и многим помогать.

Чем огорчит волчицу–мать.
Но Юльке ведь о том совсем не нужно знать,
Что крошка её в Космосе летает,
Хоть и во сне, но Реля многим людям помогает.

- Как помогла рождением мне, Свирель! -
Так думал Пушкин, отправляясь на войну. –
Дочь хоть стара, не даст в обиду Релю,
А на крестины я сбегу из адовой картели.

Крестить малышку станут лишь в апреле.
И думаю, она крестинам будет рада.
Тем Домна, дочь моя поможет выжить Реле,
Смотреть на них обоих вот отрада.

И думал так; - «С ней остаётся Домна.
Дочь моя лекарь - радости полна,
Что Реля, наконец-то, явилась. Она
Крестинам будет рада, и мне отрада.

И улетел обеспокоенный туда,
Где рвались бомбы и жила беда.
Хотя России, сколько помнил
Перепадало мало радости всегда.

-«Увижу ль матушку счастливой,
Чтоб внучка в ней жила и не тужила.
Русь, ты всегда была мне милой
И счастье, думаю, ты заслужила».


Но вот Космиты обратили взор на Русь
И что-то думают о будущем державы.
- «Хотят прославить Русь, но я боюсь,
Что не дождусь я этой славы.

Но, кажется, увижу – в Космосе я вечен.
Здоров, летал, набрался сил, не изувечен.
В беде лишь Русь – Космиты думают о ней.
И в помощь, кажется, послали Релю.

Вернусь в Сибирь, сейчас в Москву лечу.
Любимый город в обороне, помочь ему хочу.
А сердце с Релей остаётся – и к столице рвётся.
Твоя раздвоенность, чем обернётся?»

***

Пушкин спешил к крещению Рели.
Что стало с внученькой в том Аде?
Летел в Сибирь в конце апреля,
Хотя Москва ещё была в осаде.

Он был в тоске, по Реле изнывал,
Но и Москва ему родная тоже.
Ещё в беде он город оставлял.
Москва иль внучка – кто дороже?

Признаться трудно, лететь из Москвы,
Когда в ней каждый человек страдал.
Он хоть невидим, многим помогал
Избавиться от болей, мук, тоски.

Однако сам себе он отпуск дал
Проведать, посмотреть на внучку.
И на крестины он не опоздал,
Но Релю он мечтал увидеть лучше.

Неужто так болезнь в неё вцепилась,
Что не отпустит девочку никак.
У Домны даже руки опустились,
Несла малышку в церковь, мысля так:

- «Умрёт дитя, кому отдам умение
Лечить людей и видеть их судьбу?
Бог наказал меня за самомнение,
Что в Реле продолжение найду».

Она не видела отца, но он прочёл,
Что думала его Ведунья дочь.
Такого поворота Пушкин не учёл: -
«Как Домне с девочкой помочь?

Сходил с ума Поэт от этих мыслей,
Но вспомнил – в волшебстве он смыслил.
И в церковь он влетел как херувим,
А Домна с внученькой вошла за ним.

Малышка впрямь впадала в дивный сон.
Но Пушкин помнил – Реле должно жить!
Он, слушая совсем не детский стон,
Тихонько стал внучоночку будить:

- «Проснись, малышка, отгони беду!
Твой верный дед летел издалека.
И я отсюда, крошка, не уйду.
Ты оживёшь, я подожду. Пока

Откроешь глазки ты, моя Свирелька,
Цыганские, славянскими – блесни любыми.
Ну, покажи мне глазоньки, Карелька.
Какие они – карие иль голубые?

Любым будет рад, дед твой, Пушкин.
И ещё был у тебя дед, кажется, Каркушин.
Захочешь, и его на помощь призову!
Хотя мы не встречались наяву.

А между тем каялась священнику Домна:
- «Крести дитя, отец. Я грусти полна.
Она уж не жилец – помочь я не смогла.
Пусть к Богу попадёт крещенная она»

А Реля глаз открыть не смела
И возразить, что жива, не умела.
Поэтому душа её взлетела ввысь
Под потолок и там зависла.

Смотрела удивлёнными глазами,
Как крестят Геру, а сестра кричит.
Всем угрожает, даже в церкви не молчит.
И хочет жаловаться их противной маме.

Но здесь так славно – Реля удивлялась,
Чего сестрица старшая боялась?
От чистой бегала воды, как дома от огня.
Хотелось крикнуть ей: - «Смотри где я!»

Под потолком чудесно, святые лики все вокруг.
Но её погнали вдруг, сказав: - «Ты не святая».
И чья-то мягкая рука, по попе хлопнула слегка.
-«Ступай отсюда, здесь тебе не место,
Вокруг Христовы лишь невесты. Ты - живая».

Реля послушалась – вернулась в тело,
Моргнула глазками и посмотрела,
На доброго дедульку – он смеялся:
- «Открыла глазоньки, а я боялся.

Хотя давно уж знаю – будешь жить.
Рожать мне правнука – его любить.
(Не так, как мать малышку любит).
Я возле вас согреюся душою.
Надеюсь, правнук Сашу приголубит?
Мальчишка вырастет и добрый и большой.

Что я несу? Я рад, что ты окрепла.
Волнуюсь как влюблённый на свиданье,
Но ты дедулю напугала крепко,
Беспомощное, нежное создание!

Почти как Домна, но она стара.
Я ровно вас люблю – и Релю и старицу.
Погреюсь пару дней у дочери-старицы.
И возвращусь в Москву – там пекло.
Но немцев скоро развернём мы от столицы.

Любовь и слёзы, радости и беды.
И ожиданья писем с фронта. Данью
Платит Москва за жданный миг победы.

Меня простит Москва - столица,
Что пару дней я буду за тебя молиться.
Я вымолю у Бога, чтоб жила Надежда.
Хотя для деда Реля ты, как прежде.

Ведь это имя тебе мой и твой Космос дал.
Он, кажется, тебя в защиту мощно взял.
Ты не поймёшь, что я сейчас сказал.
Но вырастешь, тебе скажу об этой дружбе.

Ты рада будешь, что у Космоса на службе.
А он на службе Бога – то нетрудно догадаться.
Ты до всего дойдёшь умом с таким-то дедом.
Ты много станешь ездить по стране – я следом.

Но вырастешь, придётся нам расстаться.
Мне Космос запретит с тобой встречаться.
Но чтобы нам не расставаться вовсе.
Я выторговал право в снах к тебе являться.

Но только если ты, Карелька, позовёшь,
Тем, что в стихах меня ты будешь поминать.
Особо, если дедушкой, с любовью, назовёшь.
Но знай, что тем разгневаешь свою ты мать.

Хотел бы знать, зачем такая ведьма-мать?
Которая не видит света в дочери и тайны.
Эх, взять бы и другой тебя отдать.
Но видно Космос дал тебя ей в испытание.

Но что мелю я, как простой Емеля?
Меня не понимает маленькая Реля.
Про Космос рассказать спешит дурак,
Как будто подгоняет время так.

Про Космос Реле расскажу попозже.
Когда умом блеснёшь ты в этом мире.
Ты улыбнулася, родная! Пушкин тоже.
Но как бы Домнушке открыть глаза пошире?».

И Домна вскликнула – «Жива, Надюшенька!
Ох, напугала всех, моя ты душенька!
Тебя мы окрестили, знаешь?
Хотя чего ты разумеешь? Крестиком играешь!
Но видно многое ты, солнце, понимаешь».

И все кто в церкви был, на Релю подивился.
А Пушкин облетал места святые – иконы целовал.
Одновременно плакал и молился.
Воскресла внучка, враг будет бит – он это знал.
Москву и Релю в мыслях совмещал.

И с радостью летел опять в Москву,
Где повернулась битва вспять: -
- «Ты, Гитлер разгонять пришёл тоску?
Но плакать и тебе не миновать!»
Москву брали. Ещё юнцом он знал,
Как милый град французов принимал.
Наполеон вошёл, увидел диво,
Наелся дыма, и бежал трусливо.
И Гитлеру хотелось это повторить?
Но не учёл – на сей раз, станут бить!
Били по всем фронтам и партизаны.
У русских не считают раны.
Поэту уж летать не безопасно.
Война идёт на Запад. Это ясно.

Он видел битву под Царьградом,
Тот город называли Сталинградом.
Он знал, кто Сталин – видимо тиран,
Но тот тиран судьбой России дан.
С тираном, а Россия лихо бьётся.
В ней, кажется, прибавилось народов?
Держава СССР сейчас она зовётся.
Но Реля в СССР скорее разовьётся.
Коль внучке даст он туфли-скороходы.
А туфли станут девочку носить по свету,
Во сне, пусть снится сон ей на рассвете.
Но может и к отцу слетать с приветом,
Тем более лежит он в лазарете.

Он туфли нёс, через фронта, отважно,
Но ножка оказалась покалеченной.
С печи спихнула Релю злая Герка,
Самой бы ей так в жизни изувечится.
Но что же делать? Как утешить Релю?
Положено летать внучке в апреле.
Он платье выткал у космических ребят.
И получилось, как сребристая ракета.
А Реле оказалось платьице до пят.
Она росла как будто в платье этом.

Она во сне летела – маленькая дива
И вылечила ногу у отца – так быстро.
И так в лечении была красива,
Что и сама лечилась, всем на диво.

Пушкин наблюдал отважного танкиста,
Война прошлась по воину картечью.
Он всё забыл, что с женкой его было.
И думал уж о быстрой встрече.
О Реле, так же помнил он – лечила
Ногу. Летала? Лазарет был в Польше.
Родная дочь была, конечно, милой,
Но по жене скучал он больше.
Пушкин помнил свой когда-то недочёт.
И понимал стремления солдата.
Детишки – что? Они не в счёт
Когда война разлукой допечёт.
Вот где ошибка всех земных людей,
В пылу любви, не помнят про детей.

Поэт заранее знал о смерти дочери
И мчал без отдыху – себя заездил.
Хотел кончину видеть не заочно.
И как отреагируют приезжие.
А внучка – диво. Видел точно.
Вот Юлька – не любившая меньшую,
По просьбе Домны, тёмной ночью
Поставила дитя на ножки. Как танцуя
Пошла малышка первые шаги…
Хотелось деду крикнуть – «Ножки береги!»..>>Продолжение<<

Риолетта Карпекина на сервере Стихи.ру счетчик посещений >>Карпекина Риолетта Михайловна.<<Риолетта Карпекина - Проза.ру


Hosted by uCoz
2005-2023г.