| НЛО и Пушкин. Кажется это два несовместимых явления, и всё же они встретились в пространстве и времени. В книгах своих я и рассказываю об этом, и о встречах с другими с людьми, которые длительное время уже «сотрудничают» с инопланетянами, помогая, по их же поручению, отдельным людям выжить в критических ситуациях. Моя поэма, это короткий пересказ книг, которые я, пока безуспешно, пытаюсь донести до людей. |  |
| Начало | 2 часть | Моя проза | Читалка | Мои стихи | Пра... дед | Почта | Фото альбом | Строгино | Гостевая книга |
 
|
КАРПЕКИНА Риолетта
ПУШКИН и ВНУЧКА. 1 часть...Продолжение ( начало ). «Хорошую» мне показали картину, Реля станет не жить, а воевать. Для бед подставлять свою спину. Ну, зачем ей такая мать? - А это, Саша, не нам выбирать! Тут распоряжается судьба. Внучка твоя станет воевать, Чистить жизнь ото лжи и льда. Реля родится для светлых воен, Ей придётся уравновешивать мать. Жизнь её будет тяжкой, не скроем. Но ведь надо кому-то начинать. Много бед перенесёт твоя внучка, Со светлой верой в душе. И она победит мать – Жучку. Про Геру не говорим вообще. Гера бледная станет стонать, Когда Реля вырастет, похорошеет. Женихов от старшей лихо отбивать. Гера от той «наглости» сомлеет. - Сомлеет, то-есть заболеет? Вы выражайтесь-ка смелее. - С тобой нам, Саша, дней не счесть. Нам Пекло стало вдруг не в тягость И вот поём родне твоей мы лесть. И слов подбор – нам это в радость. - Я дочку Чёрта не признаю, И мать её. Родная мне лишь Реля. Её я стану пестать в колыбели И напевать стихи своей Свирели. Ну, ладно, братцы, я вам надоел И жутко отвлекаю вас от дел. Рассказы о Петре – святая быль. Его судьба меня так поразила. Он полюбил, и Настя полюбила, А сплетня их любовь сразила. Неужто и у Рели будет так, Что всё прервёт чия-то злая воля? - Ну, Пушкин, ты большой чудак. Всё повторится в Релиной судьбе. Жизнь – колесо – мы говорим тебе. И сплетни, точно, её коснуться. Желаем мы девице не прогнуться. Ведуньей, говорим, она родится. Возможно, лихо с ней не приключится, Коль править может в судьбах многих. - Ох, братцы, вам омою ноги - песней, Коль Релю обойдет сторонкой лихо. - Нам, Саша, будет расчудесней, Коль выручит из Пекла Реля тихо. Ждал долго Пушкин, пока родилась Реля, Та появилась утречком, да в ясную погоду. В году сороковом, но в октябре, а не в апреле, При ясном солнце наш Поэт обрёл свободу. Лишь вырвавшись, он устремился в Торопец, В тот, что в губернии Тверской находился. Хоть сам-то Пушкин в Москве родился, Но гений его и здесь пригодился. Оборонял он Релю от материнской «заботы», Сама новорождённая о том пока не знала. Подкинуло Небо ему хлопотную работу, Мать же её от неудач злобища распирала. Задумает Юлька Релю в пол головкой отправить - Развлекалась она так со старшей дочкой Герой. Чтобы солнечную девчонку позже ославить - Что, мол, родилась она дурой серой, Как валенок сибирский – хорошо бы ещё молчала. И дурью отбила охоту отца любоваться «Солнцем». Подумать можно, Релька одна в их семье «сияла», Ранее звал Геру красой, гордился «дочкой эстонца». Но Гера ему не родная – «кровинка» её затмила. Реля отца радует, в сердце матери чёрная муть. Хотел Поэт сменить её гнев на милость. Но разве можно зло на добро повернуть? Вот и пришлось на ухо глупому отцу шепнуть, Дескать «кровиночку–Солнце» его убить желают. И тем самым душу ему до гнева перевернуть: - Всё, ухожу от тебя я, и Релю с собой забираю! Есть женщины, готовые к её воспитанью. И я не желаю, чтоб ты кровинку мою губила. Уношу Релю, с мыслей отбить твоё желание Детей убивать. Ты взбесилась, «милая»? Шепнули мне – двух мальчишек убила. Кто мужем войдёт в звериный твой дом? Ты кровью душу свою обагрила. Живите с Герой, и прощай на том. Испугалась Юлия, оставшись одна. Что делать без мужа бедняжке? Жила в достатке, не давили дела. И уже отвыкла работать тяжко. И что теперь ожидает болтушку? Броситься за мужем, его обвинить? Взять его испугом на «пушку»? Но не знала, что теперь говорить. В чём обвинять? Олег так замучен. И если уж мужу захочется мстить, Свидетелей у него будет куча Не пожелает жену простить. Люди подтвердят, какая она мать. О! Ей припомнят много грехов… Как судьбу за хвост вновь поймать? Да не наделать ошибок – огрехов! И вдруг – о прекрасное мгновение! Юлия чувствует в ноге онемение. Она к телефону – звонит в милицию, Мол, мужа верните немедленно мне. Пусть смотрит в заплаканное лицо, Забудет, как изменять жене. В милиции знали голоса властные Советовали в больницу, не иначе. А мужа ночью искать, не согласны. Утром, на машине, сам прискачет. Приехала скорая, увезли быстро. Муж, как желалось, примчался. Каялся, жалел, просил прощения. Узнал, что долгое будет лечение. Детьми занялся – привёз ей Релю - У дитя ещё грудное кормление. Правда, не брала грудь «Свирель» Но что значит её глупое мнение? При таких делах, вернула бы мужа За долгое лежание в больнице. А больше никто ей не нужен Кто ещё станет, как вол трудиться. Человек думает, что он всемогущ. Пришла война, загремела взрывами. Грохнула - небо покрылось тучами. Развела людей - милых и немилых. Олег на фронт - СССР в опасности. Война зовёт солдат не без причины. И отговорки не внесли бы ясности, И не привык он прятаться за спины. Но Реля как останется тут с Юлей? Рвалось сердце: - «Моя малышка! Не докормил тебя я детской кашей. Не гибни без меня – будь мышкой. Не гневай мать. И пережди беду. Я буду землю защищать родную. Живым останусь, сразу вас найду. Да что тебе я, милая, толкую? Отец твой – точный дуралей, Всё угождал жене, маме твоей. А без оглядки надо бы бежать, Чтобы найти тебе другую мать. Жене сказал – собраться с силами, Следить не лишь за Герой, её милой Но и оказывать заботу дочке Реле. Он станет воевать за всех – вернётся, Узнав, какая она мать на деле. Пушкину хотелось утешить отца, Что остаётся он, войны заложником. Олег ругал фашизм, Гитлера подлеца, Не давал ему такой возможности. Юля очутилась в санитарном поезде. Столько горя вокруг, она стала тише. Стонов и криков на каждом шагу, везде. Люди ехали в поедах, даже на крышах. Но их состав полз, а бомбы летели мимо. Знать бы Юле, кто от них отводил беду, Любила бы Релю, звала бы дочку милой. Но та ослабела, находилась в бреду. Снова Пушкин возле внучки дорогой. Космос просил поезд хранить, атакованный. Никто в кутерьме понять не мог, что такое? Состав уходил от бомб, как заколдованный? За Уралом, местные ходили по вагонам. Людей выбирали, кто может трудиться. Коль не сельский человек – придётся учиться, Корову доить или с лошадьми возиться. Юля сказала, что была зоотехником – Председатель ахнула: - «Ты клад для нас! Находка моя. Окончила техникум? Не ходишь? Война тебя шарахнула? Но не одну тебя. Поселишься у лекарей. Забудешь про бомбы, что вас крыли. Бабки лучше врачей и даже аптекарей. Сначала отъедайся с дороги, милая. Я Домну с Феней упрошу тебя лечить. Ужо они возьмутся за больные ноги, Летать ты станешь, а не то ходить. И деткам бабки, думаю, помогут – Знахарки такие – много могут. Вздохнул Поэт – можно передохнуть. Любовался на Домну – она его дочь. Спасёт людей, преодолевших путь. И Фенюшка ей вызвалась помочь. Подслушал вскоре женщин мнение. Удивила речь: - Надо Релю поберечь, Феня. Её ждала я. Ей отдам умение Лечить людей и жизни их стеречь. - «Лечить людей – хорошая забота! Но «жизнь стеречь» - это диво! И ведь не спросишь дочь игриво, Что у внученьки будет за работа?» Впрочем, вспомнил он Ад и Чертей, Те тоже ждали доброты от Рели. Выходит Бесы, точно из людей, Судьбу свою доверили Свирели. - «Твоя Реля, Саша, будет сады сажать И деревьями души из Ада выручать». - Боже, Реля не успела встать на ноги А надежды на неё уже у многих… Задержался усталый Поэт на пару дней. Смотрел на Домну – красотой блистала? Но почему красавица осталась без детей? Ужели дочь любви мужской не принимала? Иль любовь всю людям отдала? Не знав иной любви, считая, что так лучше? Поэту дочь понравилась - она Сняла с него заботу об их общей внучке. Он отдохнёт и в «Ад» вернётся, где война. Где кровь виновных и невинных льётся. Теперь война не развлечение Поэту, а беда. Жиреет кто-то, а народам достаётся. Он на войну слетает, раненым поможет. От смерти многих, был уверен, отвернёт. Но он в Сибирь всегда вернуться сможет, Как Домна Релю в церковь понесёт. Хотелось таинство крещения увидеть. На встречу Рели с Церковью посмотреть. Он невидим – не может тем обидеть. Хотя, конечно, мыслит как медведь. Медведю, может, он и не под стать, Зато научит Релюшку летать. И полетит любовь его, при случае, Людей спасать и многим помогать. Чем огорчит волчицу–мать. Но Юльке ведь о том совсем не нужно знать, Что крошка её в Космосе летает, Хоть и во сне, но Реля многим людям помогает. - Как помогла рождением мне, Свирель! - Так думал Пушкин, отправляясь на войну. – Дочь хоть стара, не даст в обиду Релю, А на крестины я сбегу из адовой картели. Крестить малышку станут лишь в апреле. И думаю, она крестинам будет рада. Тем Домна, дочь моя поможет выжить Реле, Смотреть на них обоих вот отрада. И думал так; - «С ней остаётся Домна. Дочь моя лекарь - радости полна, Что Реля, наконец-то, явилась. Она Крестинам будет рада, и мне отрада. И улетел обеспокоенный туда, Где рвались бомбы и жила беда. Хотя России, сколько помнил Перепадало мало радости всегда. -«Увижу ль матушку счастливой, Чтоб внучка в ней жила и не тужила. Русь, ты всегда была мне милой И счастье, думаю, ты заслужила». Но вот Космиты обратили взор на Русь И что-то думают о будущем державы. - «Хотят прославить Русь, но я боюсь, Что не дождусь я этой славы. Но, кажется, увижу – в Космосе я вечен. Здоров, летал, набрался сил, не изувечен. В беде лишь Русь – Космиты думают о ней. И в помощь, кажется, послали Релю. Вернусь в Сибирь, сейчас в Москву лечу. Любимый город в обороне, помочь ему хочу. А сердце с Релей остаётся – и к столице рвётся. Твоя раздвоенность, чем обернётся?» *** Пушкин спешил к крещению Рели. Что стало с внученькой в том Аде? Летел в Сибирь в конце апреля, Хотя Москва ещё была в осаде. Он был в тоске, по Реле изнывал, Но и Москва ему родная тоже. Ещё в беде он город оставлял. Москва иль внучка – кто дороже? Признаться трудно, лететь из Москвы, Когда в ней каждый человек страдал. Он хоть невидим, многим помогал Избавиться от болей, мук, тоски. Однако сам себе он отпуск дал Проведать, посмотреть на внучку. И на крестины он не опоздал, Но Релю он мечтал увидеть лучше. Неужто так болезнь в неё вцепилась, Что не отпустит девочку никак. У Домны даже руки опустились, Несла малышку в церковь, мысля так: - «Умрёт дитя, кому отдам умение Лечить людей и видеть их судьбу? Бог наказал меня за самомнение, Что в Реле продолжение найду». Она не видела отца, но он прочёл, Что думала его Ведунья дочь. Такого поворота Пушкин не учёл: - «Как Домне с девочкой помочь? Сходил с ума Поэт от этих мыслей, Но вспомнил – в волшебстве он смыслил. И в церковь он влетел как херувим, А Домна с внученькой вошла за ним. Малышка впрямь впадала в дивный сон. Но Пушкин помнил – Реле должно жить! Он, слушая совсем не детский стон, Тихонько стал внучоночку будить: - «Проснись, малышка, отгони беду! Твой верный дед летел издалека. И я отсюда, крошка, не уйду. Ты оживёшь, я подожду. Пока Откроешь глазки ты, моя Свирелька, Цыганские, славянскими – блесни любыми. Ну, покажи мне глазоньки, Карелька. Какие они – карие иль голубые? Любым будет рад, дед твой, Пушкин. И ещё был у тебя дед, кажется, Каркушин. Захочешь, и его на помощь призову! Хотя мы не встречались наяву. А между тем каялась священнику Домна: - «Крести дитя, отец. Я грусти полна. Она уж не жилец – помочь я не смогла. Пусть к Богу попадёт крещенная она» А Реля глаз открыть не смела И возразить, что жива, не умела. Поэтому душа её взлетела ввысь Под потолок и там зависла. Смотрела удивлёнными глазами, Как крестят Геру, а сестра кричит. Всем угрожает, даже в церкви не молчит. И хочет жаловаться их противной маме. Но здесь так славно – Реля удивлялась, Чего сестрица старшая боялась? От чистой бегала воды, как дома от огня. Хотелось крикнуть ей: - «Смотри где я!» Под потолком чудесно, святые лики все вокруг. Но её погнали вдруг, сказав: - «Ты не святая». И чья-то мягкая рука, по попе хлопнула слегка. -«Ступай отсюда, здесь тебе не место, Вокруг Христовы лишь невесты. Ты - живая». Реля послушалась – вернулась в тело, Моргнула глазками и посмотрела, На доброго дедульку – он смеялся: - «Открыла глазоньки, а я боялся. Хотя давно уж знаю – будешь жить. Рожать мне правнука – его любить. (Не так, как мать малышку любит). Я возле вас согреюся душою. Надеюсь, правнук Сашу приголубит? Мальчишка вырастет и добрый и большой. Что я несу? Я рад, что ты окрепла. Волнуюсь как влюблённый на свиданье, Но ты дедулю напугала крепко, Беспомощное, нежное создание! Почти как Домна, но она стара. Я ровно вас люблю – и Релю и старицу. Погреюсь пару дней у дочери-старицы. И возвращусь в Москву – там пекло. Но немцев скоро развернём мы от столицы. Любовь и слёзы, радости и беды. И ожиданья писем с фронта. Данью Платит Москва за жданный миг победы. Меня простит Москва - столица, Что пару дней я буду за тебя молиться. Я вымолю у Бога, чтоб жила Надежда. Хотя для деда Реля ты, как прежде. Ведь это имя тебе мой и твой Космос дал. Он, кажется, тебя в защиту мощно взял. Ты не поймёшь, что я сейчас сказал. Но вырастешь, тебе скажу об этой дружбе. Ты рада будешь, что у Космоса на службе. А он на службе Бога – то нетрудно догадаться. Ты до всего дойдёшь умом с таким-то дедом. Ты много станешь ездить по стране – я следом. Но вырастешь, придётся нам расстаться. Мне Космос запретит с тобой встречаться. Но чтобы нам не расставаться вовсе. Я выторговал право в снах к тебе являться. Но только если ты, Карелька, позовёшь, Тем, что в стихах меня ты будешь поминать. Особо, если дедушкой, с любовью, назовёшь. Но знай, что тем разгневаешь свою ты мать. Хотел бы знать, зачем такая ведьма-мать? Которая не видит света в дочери и тайны. Эх, взять бы и другой тебя отдать. Но видно Космос дал тебя ей в испытание. Но что мелю я, как простой Емеля? Меня не понимает маленькая Реля. Про Космос рассказать спешит дурак, Как будто подгоняет время так. Про Космос Реле расскажу попозже. Когда умом блеснёшь ты в этом мире. Ты улыбнулася, родная! Пушкин тоже. Но как бы Домнушке открыть глаза пошире?». И Домна вскликнула – «Жива, Надюшенька! Ох, напугала всех, моя ты душенька! Тебя мы окрестили, знаешь? Хотя чего ты разумеешь? Крестиком играешь! Но видно многое ты, солнце, понимаешь». И все кто в церкви был, на Релю подивился. А Пушкин облетал места святые – иконы целовал. Одновременно плакал и молился. Воскресла внучка, враг будет бит – он это знал. Москву и Релю в мыслях совмещал. И с радостью летел опять в Москву, Где повернулась битва вспять: - - «Ты, Гитлер разгонять пришёл тоску? Но плакать и тебе не миновать!» Москву брали. Ещё юнцом он знал, Как милый град французов принимал. Наполеон вошёл, увидел диво, Наелся дыма, и бежал трусливо. И Гитлеру хотелось это повторить? Но не учёл – на сей раз, станут бить! Били по всем фронтам и партизаны. У русских не считают раны. Поэту уж летать не безопасно. Война идёт на Запад. Это ясно. Он видел битву под Царьградом, Тот город называли Сталинградом. Он знал, кто Сталин – видимо тиран, Но тот тиран судьбой России дан. С тираном, а Россия лихо бьётся. В ней, кажется, прибавилось народов? Держава СССР сейчас она зовётся. Но Реля в СССР скорее разовьётся. Коль внучке даст он туфли-скороходы. А туфли станут девочку носить по свету, Во сне, пусть снится сон ей на рассвете. Но может и к отцу слетать с приветом, Тем более лежит он в лазарете. Он туфли нёс, через фронта, отважно, Но ножка оказалась покалеченной. С печи спихнула Релю злая Герка, Самой бы ей так в жизни изувечится. Но что же делать? Как утешить Релю? Положено летать внучке в апреле. Он платье выткал у космических ребят. И получилось, как сребристая ракета. А Реле оказалось платьице до пят. Она росла как будто в платье этом. Она во сне летела – маленькая дива И вылечила ногу у отца – так быстро. И так в лечении была красива, Что и сама лечилась, всем на диво. Пушкин наблюдал отважного танкиста, Война прошлась по воину картечью. Он всё забыл, что с женкой его было. И думал уж о быстрой встрече. О Реле, так же помнил он – лечила Ногу. Летала? Лазарет был в Польше. Родная дочь была, конечно, милой, Но по жене скучал он больше. Пушкин помнил свой когда-то недочёт. И понимал стремления солдата. Детишки – что? Они не в счёт Когда война разлукой допечёт. Вот где ошибка всех земных людей, В пылу любви, не помнят про детей. Поэт заранее знал о смерти дочери И мчал без отдыху – себя заездил. Хотел кончину видеть не заочно. И как отреагируют приезжие. А внучка – диво. Видел точно. Вот Юлька – не любившая меньшую, По просьбе Домны, тёмной ночью Поставила дитя на ножки. Как танцуя Пошла малышка первые шаги… Хотелось деду крикнуть – «Ножки береги!»..>>Продолжение<< |
